Чем миф отличается от сказки

Увлекательное чтение мифов и сказок доставляет удовольствие не только детям, но и взрослым. Более того: их историю, содержание, образный строй, поэтику изучают серьезные ученые, в трудах которыхисследуются законы развития общества, возникновения религий, расцвета и упадка цивилизаций. Мифы и сказки – неисчерпаемый источник информации, позволяющий проникнуть в тайны прошлого и будущего. Мифические и сказочные сюжеты, дополняя друг друга, дают возможность воссоздать целостную картину мира и определить в ней место человека.

Мифы – это древнейшие предания, отражавшие в коллективном сознании обобщенный образ окружающего мира. В античной мифологической литературе сложился особый эпический жанр, который позволял в форме образного повествования создать цельную систему мифических героев, определявшую, по мнению древних, судьбу человека и развитие исторических событий.

Наши предки воспринимали мифы как реальность, персонифицируя божественные силы и наделяя их чертами земных людей. В мифах с особой торжественностью описывались деяния богов и подвиги героев, от которых зависела жизнь простых смертных. Катаклизмы природы, войны, смену правления – все значимые события в мифах находили простое и убедительное объяснение.

Мифотворчество было неотъемлемой частью развития большинства этнических культур. Об этом свидетельствуют известные литературные памятники «Одиссея», «Илиада», «Махабхарата», «Рамаяна», «Эдда».

Сказка также относятся к древнейшим видам коллективного народного творчества. Сказочный вымысел – способ переосмыслить закономерности человеческой жизни и объяснить прядок вещей, который определен волей свыше. В сказках разных народов нашли отражение фрагменты этнических культовых обрядов и языческих ритуалов. С ними связаны волшебные превращения героев, мотив колдовства, смерти и воскрешения, чудодейственной силы амулетов.

Если в мифах передаются общие представления о месте человека в строгой иерархии земных и божественных сил, то мир сказок максимально приближен к обычной жизни. В нем можно найти интересные подробности быта, семейного уклада, обычаев. Сказочные персонажи взяты и перенесены в вымышленный мир из обычной жизни.

Мифы, в отличие от сказок, населены богами и героями. Структура мифа строится на основе сюжетной линии, которая может иметь многократные повторы в других сюжетах. Сказка имеет строго определенную композицию. Сохранять ее помогают устойчивые формообразующие элементы: троекратные повторы, ситуации испытания героев,обилие постоянных эпитетов.

Стиль сказок определяет обычная разговорная речь с включением пословиц, поговорок, загадок. Описание жизни богов и героев требует торжественности и особой ритмической организации речи.

Мифы о Геракле

Выводы сайт

1. В отличие от сказок, передающих представление наших предков об окружающем мире на бытовом уровне, мифы отражают обобщенный образ действительности как упорядоченную систему взаимодействия высших сил.
2. Содержание сказок воспринимается как вымысел, мифы создавались как общенародная интерпретация реально происходивших событий.
3. В сказке человек вступает в противоборство с силами зла, чтобы достичь желаемого, в мифе повествуется о богах и героях, которые вершат судьбы простых смертных.
4. Сюжеты отдельных мифов связаны между собой, но развиваются свободно, без строгих канонов повествования. В сказках выдерживается строго определенная композиция с устойчивыми формообразующими элементами.
5. Язык сказок максимально приближен к народному, мифы отличает особая торжественность речи.

Изучая давно исчезнувшие культуры, рассматривая памятники народного творчества, которые дошли до нас, ученые заметили, что у всех народов земного шара есть рассказы о неких фантастических персонажах и всяких чудесах. Но так как эти рассказы считались вымыслом, художественной фантазией, то они стали называться мифологией, а каждый отдельный такой рассказ получил название мифа, что в переводе с греческого означает не что иное, как слово.

Сейчас уже достоверно установлено, что мифологическая стадия существовала в культурном развитии каждого народа. Ведь мифы подменяли собой литературу и историю, а также служили примером подрастающему поколению, а подражание определенной мифологии давала человеку чувство единства с другими людьми.

Именно мифы, в которых рассказывалось о богах и других божественных героях давали людям образцы поведения. Модели, которые прошли проверку временем, помогли многим народам выжить, превратившись затем в моральные нормы.

Ученые-филологи еще в 19 веке начали сравнивать мифы, какие были у народов разных стран и пришли к однозначному выводу, что их тематика не отличалась большим разнообразием. К примеру, почти у всех народов есть мифические рассказы о происхождении земли и неба, о культурных предках и о различных катаклизмах в природе. Это могло означать, что люди, которые принадлежали к разным культурам, размышляли о мире и о себе весьма похожим образом, что в свою очередь указывало на общие предпосылки для взаимопонимания и общения.

Общие понятия о сказке

Ученые сказку толкуют по-разному. Одни из них характеризуют сказочный вымысел как оторванный от реальности , другие же пытаются понять, каким образом в сказочной фантазии преломляется отношение сказочников к действительности, которая их окружает. У сказки существует не только много толкований, но и много определений. Так ряд ученых, занимающихся фольклором, сказкой называли каждый устный рассказ. Другие же считали, что сказка содержит занимательный, но не лишенный фантастики вымысел. Но одно, несомненно, сказка является прекрасным творением искусства, так как с необычной щедростью в сказках воплощены сокровища разговорной речи простого народа.

В сказках присутствует беспредельное воображение и выдумка , которая внушает уверенность в победе над злыми силами. Сказки не знают непоправимых несчастий и бед. Они советуют не мириться со злом, а вступать с ним в борьбу, осуждают наживу, корысть и жадность, учат добру и справедливости. Сказки наполнены чудесами, особенно сказки волшебные.

Таким образом, сказки представляют собой устные художественные повествования прозаического характера с содержанием, которое требует при изображении реальности фантастических приемов.

Фантастика сказок

Фантастика сказок создается коллективными усилиями народа. В ней как в зеркале находит свое отражение его жизнь. Именно благодаря сказкам раскрывается многовековая история народа.

Сказочная фантастика имеет под собой реальное основание, так как любое изменение в жизни народа обязательно приводит к изменению фантастических образов, присутствующих в той или иной сказке. Сказочный вымысел, возникнув однажды, развивается в связи с существующими представлениями народа и их понятий, подвергаясь затем новой переработке, а изменения на протяжении столетий объясняют особенности того или иного вымысла, который положен в основу сказок.

Разновидности сказок

Сказки бывают о животных, волшебные и сказки-новеллы. У каждой такой разновидности имеются не только свои особенности, но и ряд весьма специфических черт, которые отличают каждую разновидность сказок одну от другой. Сложились эти черты в результате творчества народа, его художественной практики, складывающейся на протяжении нескольких веков.

Значение сказок

Сказки никогда не отличались голословной фантазией. Воспроизведение в сказках реальности всегда сочеталась с мыслью ее авторов. Поэтому и сегодня, в век технического прогресса сказка по-прежнему нужна людям. Ведь человеческая душа, как и в давние времена, открыта для очарований и чем ошеломительнее технические открытия, тем сильнее человеческие чувства, которые утверждают людей в величии жизни и бесконечности ее красоты.

Сходство между сказкой и мифом

Итак, что же объединяет между собой сказку и миф? Ученые-филологи при сравнении сказки и мифа пришли к выводу, что как сказка, так и миф созданы народом , у тех и других присутствует какой-либо сюжет с фантастическим уклоном и выдуманные герои. Но на этом, пожалуй, сходство и заканчивается.

Отличие сказки от мифа

Наравне со сходством существуют и различия между сказкой и мифом, которые заключаются в следующем:

1. Сказка является вымыслом, а миф реальностью. Иначе говоря, миф все одушевляет и стремится во всякой человеческой практике обязательно найти магию.
2. В сказке рассказывается о какой-либо истории с точки зрения отдельной личности или личностей, а вот в мифе рассматриваются события глобального масштаба. Например, о происхождении земли и неба, о культурных предках и о различных катаклизмах в природе.
3. Сказка учит, как поступать в той или иной ситуации, а в мифе рассказывается об устройстве целого мира.
4. Только сказку можно считать искусством художественного слова. Миф не относится целиком к искусству, он интересен лишь передачей реальности.
5. Сказка в отличие от мифов может иметь авторство.

Отличие мифа от сказки неочевидно. Для современного человека оба типа повествования рассказывают о чудесах, приключениях героев (людей, животных или богов), наделенных сверхъестественными качествами. Однако, если приглядеться, отличие мифа от сказки заметить не так уж и сложно. Это касается и можно назвать прародителем обоих жанров. У каждого из них есть что-то от предка, но и сказка, и легенда отличаются от него целым набором особенностей.

Исток

Миф — результат переосмысления людьми всех явлений, происходящих на их глазах, определяющих или сопровождающих жизнь. Изначально он выполнял функции, которые сегодня взяла на себя наука. Миф объяснял, что, откуда и почему берется, по каким правилам живет Вселенная, с чего все началось. Сегодня мы воспринимаем его как красивое повествование о космических процессах или несколько наивное представление наших предков об этиологии (происхождении) отдельных предметов и явлений. В древности же мифы выступали в качестве концентрации мировоззренческих истин, противопоставляемых обыденному пониманию.

Сюжеты

Мифы разных народов всегда рассказывают о далеких, доисторических временах. Одна из главнейших их функций — объяснять возникновение вещей, живых существ и природных явлений. Самые распространенные мифологические сюжеты — происхождение мира, богов и героев, появление первых людей и так далее.

Реальность изложенных в мифе событий не подвергалась сомнению. Показательный в этом смысле пример — труды античных философов. Для Геродота, Тита Ливия и других историков древности именно мифы служили главным источником информации о прошлом.

В основе сюжетов лежит тесная взаимосвязь реального и невидимого миров. Причем второй почти всегда определяется первым. Мифы рассказывают о потусторонних существах, их особенностях и способах взаимодействия с ними. Они объясняют, как нужно поклоняться богам, чем их можно задобрить или прогневить.

Преемница

Сходства и отличия мифов и сказок, по крайней мере, их суть, становятся интуитивно понятными после определения более древнего компонента этой пары как концентрированной формы мировоззрения и основных мыслей далеких предков современных народов. Обозначим их более конкретно.

Сказки из мифа произрастают. Это положение поддерживается большинством исследователей вопроса. Они заимствуют многие сюжеты, некоторых героев. Сказки всегда имеют в своем составе волшебный, фантастический компонент. В этом их сходство со своим «предком».

Быль и небыль

Для того чтобы понять, как отличить миф от сказки, необходимо обратить внимание на содержание повествования, а также на его цель. Если вспомнить Золушку, девочку со спичками или любую историю с участием Бабы-Яги, ни в одном из примеров не удастся найти объяснения природных или космических процессов. Сказки не излагают устройство мира и не рассказывают о происхождении живых существ или предметов. Более того, они и в самые древние времена никому, за исключением разве что совсем маленьких детей, не казались рассказом о реальных событиях. Отличие мифа от сказки в том, что события, описанные в первом, не подвергались сомнению. Сказка же и повествователем, и слушателем изначально определялась как вымысел.

Сказка — ложь, да в ней намек

Одна из целей существования всем известных повествований о Красной Шапочке или Иванушке-дурачке — развлечение слушателей. Однако этим роль сказок в нашей жизни не исчерпывается. Они не описывают законы космические, но объясняют многие социальные, семейные, племенные, общественные принципы и нормы. Распространенный сюжет — притеснение героини со стороны мачехи и ее дочерей. Исследователи часто интерпретируют его как повествование о вероятных последствиях брака с представителями слишком дальнего племени.

Многие сказки повествуют о перипетиях героев, находящихся на невысоких ступенях социальной лестницы (и это еще одно отличие мифа от сказки: в первом герои чаще изначально имеют ряд преимуществ по отношению к другим персонажам). Иванушка-дурачок, сироты, обиженные и обделенные по ходу истории после испытаний и встреч с чудесными помощниками получают богатства, царевну и полцарства в придачу. Многие сюжеты, описывающие события в конкретной семье, на самом деле повествуют о процессах племенного или народного масштаба. Некоторые же представляют слушателю личную историю, из которой каждый может вычленить нечто полезное для себя.

Профанное и сакральное

Отличие мифа от сказки кратко можно сформулировать следующим образом:

• сказка — вымысел, миф — реальность для наших далеких предков;
• сказка создается, читается и слушается для развлечения, миф принадлежит области сакрального, в некоторых случаях даже не каждому позволялось его знать;
• сказка повествует о личном горе или счастье персонажей, семейной или племенной истории, в мифе в центре внимания - события глобальные, его герои всегда наделены сверхчеловеческими свойствами;
• сказка поучает, описывает социальные процессы, миф объясняет устройство мира.

Отличие мифа от сказки на примере историй, изложенных братьями Гримм, и античных сюжетов увидеть достаточно просто. Однако так бывает не всегда. Архаические сказки, появившиеся первыми, вырастают непосредственно из мифа и часто заимствуют у него героев и логику сюжета. Но и в этом случае при детальном рассмотрении можно выделить элементы, превращающие священное повествование в просто интересную историю со смыслом.

Легенда

Отличие мифа от сказки кроется и во времени описываемых событий. Первый повествует о древнейшей эпохе. Сюжет сказки, как правило, вне времени: практически невозможно определить, когда происходили те или иные события. Это же касается и места действия. Характерным признаком легенды — еще одного жанра, который в сознании многих идентичен мифу, — является именно время. Описываемые события происходят в определенную историческую эпоху. Точность датировки редко у кого вызывает сомнения. И тут кроется сходство мифов и легенд: они мыслятся как описание реальных событий. Общим у двух жанров является и наличие фантастического компонента.

Отличие мифа от легенды и сказки кроется и в сюжете. Первый, как уже было сказано, повествует о деяниях героев и богов, которые отражаются на всей Вселенной и объясняют те или иные ее законы. В легенде излагаются исторические события, происходившие с людьми, причем часто действительно имевшие место в реальности. Они нередко приукрашиваются и дополняются эффектными деталями, мистическими и фантастическими элементами.

Предания

Легенда, как и сказка, теряет элемент сакральности. Ее герои действуют в более позднее, чем в мифе, время. Часто их существование в реальности доказывается многими другими источниками. При этом в европейской традиции в легендах рассказывалось о деяниях персонажей священной истории. Повествования же о событиях мирской жизни назывались преданиями. Часто такое описание не сопровождалось фантастическими дополнениями.

Предания и легенды отличимы друг от друга далеко не во всех культурах. Границу между ними можно провести только в том обществе, где на смену ранним мифологическим системам пришла новая единая религия (христианство или ислам).

Мифология и религия

Если отличие мифа от сказки в литературе для многих неочевидно, то еще более незаметна для неискушенного в вопросе человека граница, разделяющая миф и религию. На протяжении истории этой темой занимались многие ученые. Некоторые пытались очистить религию от примеси мифологии, другие превозносили вторую и недоверчиво относились к первой. Сегодня для исследователей очевидна глубокая связь двух этих понятий и систем.

Как уже говорилось, мифы выступают в качестве эквивалента современной науки на определенном этапе развития человечества. Они объясняют устройство мира и в этой своей функции далеки от религии. В то же время мифы обосновывают нормы поведения, обычаи. Они обосновывают непреложность многих социальных обрядов и запретов, наделяют их сакральностью. Так из мифов вырастают религиозные обычаи. Последовательность обрядовых действий, необходимость запретов обусловлены тем, что именно так поступали боги или герои, запечатленные в мифе. Однако религию нельзя назвать вторичным образованием. Для многих последователей того или иного культа мифология не имела большого значения. В ее повествования необязательно было верить. Важным при этом считалось поклонение богам и знание ритуала. Таким образом, религия и мифология сохраняли определенную независимость друг от друга и на ранних этапах развития общества. И в большинстве случае невозможно определить первенство одного по отношению к другому.

Отличие мифа от сказки и религии, от легенды и предания становится понятным только после детального рассмотрения каждой категории отдельно. Миф можно назвать родоначальником практически всех литературных жанров и даже самого искусства повествования. Несколько иначе дело обстоит с религией. Мифология тесно с ней связана, но не является ее источником. Она объясняет многие религиозные обряды, но часто оказывается и ненужным, отягощающим компонентом.

1. Мифы и волшебные сказки

Ян де Фрис опубликовал небольшую книгу о волшебных сказках (Ян де Фрис. Размышления о сказках, прежде всего, в их взаимосвязи со сказаниями о героях и с мифами. Хельсинки, 1954), судя по названию эти размышления касаются взаимосвязей народных сказок с героической сагой и мифом. Очень ответственная, неисчерпаемая тема, и никто не мог с ней справиться лучше, чем этот выдающийся голландский германист и фольклорист. Для того чтобы исчерпать все аспекты проблемы, недостаточно ста двадцати пяти страниц этой книги. Ни в коей мере она не является учебником. Автор ставит целью подвести итог века исследований, а главное указать на новые перспективы, которые недавно открылись перед специалистами, исследующими народные сказки. Известно, что исследования в этой области за последнее время ушли далеко вперед. С одной стороны, фольклористы использовали достижения этнографии, истории религий, глубинной психологии. С другой стороны, сами специалисты по народным сказкам стали в своих работах обращаться к более строгим методам. Свидетельством этого могут быть исследования Андре Жолля и Мака Люти.

Прежде чем излагать свои собственные взгляды на отношение между мифом, сагой и народной сказкой Ян де Фрис берет на себя задачу дать общее представление об этой эволюции. Он начинает естественно, с анализа «финской школы». Заслуги ее достаточно хорошо известны, и мы не будем к этому возвращаться. Скандинавские ученые провели большую и тщательную работу: они отобрали и классифицировали все варианты сказок, попытались исследовать пути их распространения. Но эти статистические исследования, касающиеся формы, не решили ни одной существенной проблемы. Представители финляндской школы решили, что с помощью тщательного анализа вариантов они обнаружили «первоначальную форму» (Urform) сказки. К несчастью, это оказалось иллюзией: в большинстве случаев Urform явилось только одной из многочисленных дошедших до нас «пра-форм». Эта преследовавшая целое поколение ученых идея пресловутой «Первоначальной формы» оказалась только гипотезой (Ян де Фрис, с. 20).

Затем автор обращает внимание на французского фольклориста Поля Сентива и его теорию ритуала. Основная книга Сентива «Сказки Перро и параллельные сказки» (1923) читается еще с интересом и пользой, несмотря на проблемы в информации и методологические недочеты. Нужно признать, что выбор объекта анализа оказался неудачным. Сказки Перро - неблагодарный предмет для компаративистского исследования. Сказка «Кот в сапогах», например, не существовала ни в Скандинавии, ни в Германии; в Германии она появляется позднее и под влиянием Перро. Тем не менее Сентиву принадлежит заслуга открытия в сказках тех ритуальных мотивов, которые и сегодня еще существуют у первобытных народов. Зато он явно ошибался, считая, что ему удалось обнаружить в сказках «текст», сопровождающий ритуал (де Фрис, с. 30).

В книге, на которую, к несчастью, не обратил внимания Ян де Фрис и которая называется «Исторические корни волшебной сказки» (Ленинград, 1946), советский фольклорист В.Я. Пропп продолжает и развивает гипотезу, разработанную Сентивом. Пропп видит в народных сказках напоминание о тотемических ритуалах инициации. Совершенно очевидно, что структура сказок имеет характер инициации. Но вся проблема в том, чтобы выяснить, описывает ли сказка систему обрядов, относящихся к какой-либо определенной стадии культуры, или же ее сценарий инициации оказывается «воображаемым», в том смысле, что он не связан с каким-то историко-культурным контекстом, но выражает скорее внеисторическое архетипическое поведение психики. В качестве примера Пропп обращается к тотемическим инициациям; этот тип инициации был категорически недоступен для женщин, но основным персонажем славянских сказок оказывается как раз женщина: старая ведьма, Баба-Яга. Иначе говоря, в сказках нет точного напоминания о какой-либо определенной стадии культуры: здесь смешиваются и сталкиваются друг с другом различные исторические циклы и культурные стили. Здесь сохранились только образцы поведения, которые могли существовать во многих культурных циклах и в разные исторические моменты.

Гипотеза У.Е. Пекерта, с которой блистательно полемизировал Ян де Фрис (с. 30 и след.), сталкивается с теми же трудностями. Этот ученый считал, что родина сказок - восточное Средиземноморье эпохи неолита. Они сохраняли еще структуру социокультурного комплекса, включающего матриархат, инициацию и свадебные ритуалы, характерные для земледельческих племен. Пекерт сближает те испытания, которые проходит герой некоторых сказок, пытающийся жениться на дочери демона, с теми свадебными и семейными обычаями, которые распространены у землевладельческих племен: для того чтобы получить жену, искатель ее руки должен был обработать поле и снять с него урожай, построить дом и т. д. Но, как пишет Ян де Фрис, подобные испытания засвидетельствованы также и в текстах эпоса (например, в «Рамаяне») и в героических сагах. Аристократическую поэзию саг трудно объединять с культурным уровнем земледельцев, генетическая связь с крестьянской сказкой здесь не подходит. С другой стороны, Пекерт ищет «генезис» сказок на доисторическом Ближнем Востоке, по причине экономического богатства и беспрецедентного расцвета сексуальной символики культов плодородия. Однако анализ Макса Люти показал, что эротизм не играет в сказках никакой роли.

Ян де Фрис долго и подробно останавливается на гипотезе К.В. фон Сюдова относительно индоевропейского генезиса волшебных сказок (с. 48). Слабости недостатки этой гипотезы настолько очевидны, что настаивать на ней не приходится и сам фон Сюдов вынужден был изменить свои взгляды. Он склонен в настоящее время отнести время возникновения сказок еще глубже в прошлое, а именно в эпоху праиндоевропейской культуры времен мегалита. В недавно вышедшей работе «Сказки и религия эпохи мегалита» (Paideuma, V, 1950) Отто Хут обратил внимание на эту точку зрения, и достойно сожаления, что Ян де Фрис не счет необходимым рассмотреть ее. По мнению Отто Хута, два господствующих мотива сказок - путешествие на край света и женитьба на королевской дочери - по-видимому, принадлежат «религии эпохи мегалита ». Обычно сходятся на том, что центром возникновения культуры мегалита считается Испания и западная часть Северной Африки. Отсюда мегалитическая цивилизация докатилась до Индонезии и Полинезии. Подобное распространение по трем континентам может, по мнению Хута, объяснить чрезвычайно широкую циркуляцию сказок.

К сожалению, эта новая гипотеза неубедительна, тем более, что мы почти ничего не знаем о доисторической «мегалитической религии».

Профессор Фрис недолго останавливается на объяснениях психологов, в первую очередь обращая внимания на идеи Юнга (с. 34). Он принимает юнгианское понятие архетипа в качестве структуры коллективного бессознательного, но справедливо напоминает, что сказка не есть непосредственное и спонтанное творение бессознательного (как, например, сон или мечтание): это прежде всего «литературная форма», как роман или драма. Психолог пренебрегает историей фольклорных мотивов и эволюцией литературных народных тем; он поддается искушению разбирать абстрактные темы. Эти упреки вполне правомерны. Не надо забывать, что представитель глубинной психологии работает в том масштабе, который ему нужен, а мы знаем, что «именно масштаб создает явление». Фольклорист может возразить психологу лишь сказав, что результаты последнего не решают его, психолога, проблем, они могут лишь подсказать ему новые пути исследований.

Вторая часть книги посвящена собственным взглядам Яна де Фриса. Ряд удачных анализов (с. 38) показывает, что объяснения саги (сага об аргонавтах или сага о Зигфриде) находится не в сказках, а в мифах. Что касается поэмы о Зигфриде, то проблема заключается не в том, чтобы узнать, как эта поэма вышла из переплетения фольклорных легенд и «мотивов», а в том, чтобы узнать, как из определенного исторического прототипа могла родиться легендарная биография. Автор очень справедливо напоминает, что сага не есть конгломерат «мотивов»: жизнь героя составляет единое целое от рождения до трагической смерти (с. 125). Героическая эпопея не принадлежит к народной традиции, она является поэтическим жанром, созданным в аристократической среде. Его Вселенная - идеальный мир, созданный в Золотой век, напоминающий мир богов. Сага ближе к мифу, чем к сказке. Часто бывает трудно решить, повествует ли сага о героической жизни исторического персонажа или же она, напротив, оказывается секуляризованным мифом. Конечно, в мифах, сагах и сказках встречаются одни и те же архетипы, т. е. те же образцовые личности и ситуации. Но в то время как герой саги трагически погибает, сказка всегда имеет счастливый конец (с. 156).

Автор настаивает также на другом различии между сказкой и сагой, оно кажется ему очень существенным: сага еще близка миру мифа, сказка же от него отдаляется (с. 175). В саге герой живет в мире, управляемом богами и судьбой. Персонаж сказок, напротив, свободен и независим от Богов, для победы ему хватает друзей и покровителей. Свобода от воли Богов, доходящая до иронии по отношению к ним, сопровождается полным отсутствием какой бы то ни было проблематики. В сказках мир прост и прозрачен. Но действительная жизнь, замечает Ян де Фрис, не является ни простой, ни прозрачной, и он задает вопрос: в какой исторический момент человеческое существование еще не ощущается как катастрофа. Ему приходит мысль о мире Гомера, о времени, когда человек начал отдаляться от привычных Богов, но еще не искал убежища в мистической религии. Именно в таком мире (или же в аналогичных условиях, если речь идет о других цивилизациях) профессор де Фрис усматривает присутствие наиболее благоприятных условий для возникновения сказок (с. 174). Сказка также есть выражение аристократического бытия и в этом смысле сближается с сагой. Но направления их развития расходятся: сказка отделяется от мифологического и божественного мира и «уходит» к народу, когда аристократия открывает, что существование - это проблема и трагедия (с. 178).

Подробное обсуждение этих вопросов увело бы нас слишком далеко. Некоторые результаты исследований Яна де Фриса неоспоримы: общность структур мифа, саги и сказки, пессимизм саг и оптимизм сказок, последовательная десакрализации мира мифов. Что касается вопроса о «происхождении» сказок, то он слишком сложен, чтобы здесь его касаться.

Основная трудность состоит в двусмысленности самих терминов «происхождение» и «рождение». Для специалиста по фольклору «рождение» сказки совпадает с возникновением устного литературного произведения. Это исторический факт, и он должен быть исследован как таковой. Специалисты по исследованию устного литературного творчества правы, следовательно, когда пренебрегают «предысторией». В их распоряжении находятся устные «тексты», так же как в распоряжении их коллег, историков литературы, находятся письменные тексты. Они изучают и сравнивают эти устные «тексты», выявляют их распространение и их взаимные влияния, примерно так же, как это делают историки литературы. Цель толкования текстов - понять и представить духовный мир сказок, не вникая в выяснение их мифического прошлого.

Для этнолога же и историка религий «рождение» сказки как самостоятельного литературного текста, представляет, напротив, второстепенную проблему. На уровне «первобытных» культур граница, разделяющая мифы и сказки, не такая четкая, как в тех культурах, где существует глубокое различие между «культурным классом» и «народом» (как это было на древнем Ближнем Востоке, в Греции, в странах европейского Средневековья). Часто мифы смешиваются со сказками (этнологи нам их представляют почти всегда именно в таком состоянии). Часто то, что уважается и принимается как миф в одном племени, в соседнем племени оказывается лишь сказкой. Но этнолога и историка религий интересует отношение человека к сакральному, вобравшему в себя всю совокупность устных текстов. Сказка не всегда знаменует «десакрализацию» мира мифов. Речь скорее должна идти о сокрытии мифических мотивов и персонажей, правомернее говорить не о «десакрализации», а о «деградации сакрального». Как доказал Ян де Фрис, между сценариями мифов, саг и волшебных сказок существует преемственность. Кроме того, если в сказках боги не появляются больше под своими собственными именами, их еще можно узнать в персонажах покровителей, они лишены прав (если больше нравится такая формулировка), но продолжают выполнять свои функции.

Одновременно сосуществование мифов и сказок в традиционных обществах ставит перед исследователями трудную, но разрешимую проблему. В средневековой Западной Европе подлинные мистики терялись в массе верующих и суеверных обывателей и порой соседствовали с христианами весьма пассивными, и их отношение к христианству было чисто внешним. Религия всегда проживается (или принимается и признается) в нескольких регистрах, но между этими различными планами опыта существует сходство и равнозначность. Эта последняя сохраняется даже после «вульгаризации» религиозного опыта, после внешней десакрализации опыта (чтобы в этом убедиться, достаточно проанализировать научные и светские определения и оценки «Природы» после Руссо и философов-просветителей). Но в настоящее время религиозное поведение и структура сакрального (персонажи богов, действия, служащие примерами) обнаруживаются на глубинных уровнях психики, в «подсознании», на уровне воображаемого и сновидений.

Здесь встает другая проблема, не представляющая интереса для фольклориста и этнолога, но интересная для историка религий и в будущем для философа, а также, возможно, для литературного критика, так как она, хотя и косвенно, имеет отношение к «генезису литературы». Превратившись на Западе в развлекательную литературу (для детей и крестьян), волшебная сказка продолжает все же сохранять структуру очень важного и ответственного события, поскольку сводится, по существу, к сценарию инициации: здесь встречаются испытания, характерные для ритуалов инициации (сражения с чудовищами, непреодолимые на первый взгляд препятствия, загадки, предлагаемые герою, задания, которые невозможно выполнить, и т. д.), нисхождение в ад или вознесение на небо, смерть или воскресение (что, впрочем, одно и то же), женитьба на царской дочери. Как справедливо подчеркнул Ян де Фрис, сказка действительно всегда имеет счастливый конец. Но содержание ее ужасающе серьезно: оно заключается в переходе через символическую смерть и возрождение от незнания и незрелости к духовному возмужанию. Трудность в том, чтобы определить, где сказка превращается в обычную волшебную историю, лишенную элементов инициации. Не исключено, по крайней мере, в отношении некоторых культур, что это произошло в тот момент, когда традиционная идеология и ритуалы выходят из употребления и когда становится возможно безнаказанно «рассказать» то, что раньше существовало как великая тайна. Очень может быть, что этот процесс не был всеобщим. Во многих примитивных культурах, где образцы инициации еще живы, также рассказываются истории, имеющие структуру инициации, причем с давних пор.

Пожалуй, можно сказать, что сказка повторяет, на другом уровне и другими средствами, сценарий инициации, служащий примером. Сказка продолжает «инициацию» на уровне воображаемого. Она воспринимается как развлечение только в демифологизированном сознании и, в частности, в сознании современного человека. В глубинной же психике сценарий инициации не теряет серьезности и продолжает передавать соответствующие заповеди и вызывать изменения. Не отдавая себе в этом отчета, считая, что он развлекается и отвлекается от реальности, современный человек все еще продолжает пользоваться воображаемой инициацией, содержащейся в сказках. Можно задать себе вопрос: не стала ли волшебная сказка уже на ранней стадии существования своего рода «облегченной копией мифа и ритуала инициации», не способствовала ли она на уровне воображения и сновидений возрождению «испытаний инициации». Эта точка зрения удивит только тех, кто рассматривает инициацию исключительно как принадлежность человека традиционных обществ. В настоящее время мы начинаем понимать, что «инициация» сосуществует с жизнью человечества, что всякая жизнь складывается из непрерывной цепи «испытаний», «смерти», «воскрешений», независимо от того, какими словами пользуются для передачи этого (первично религиозного) опыта.