Зачем Пушкин вводит в роман Екатерину II, как ее изображает? Образ екатерины великой в произведениях русской литературы

В в е д е н и е - образа Екатерины II в роман «Капитанская дочка» объясняется Ю. М. Лотманом как желание Пушкина уравнять действия самозванца и царствующей императрицы по отношению к Гриневу и Марье Ивановне. «Подобность» действия состоит в том, что и Пугачев, и Екатерина II - каждый в сходной ситуации выступает не как правитель, а как человек. «Пушкину в эти годы глубоко свойственно представление о том, что человеческая простота составляет основу величия (ср., к примеру, «Полководец»), Именно то, что в Екатерине II, по повести Пушкина, рядом с императрицей живет дама средних лет, гуляющая по парку с собачкой, позволило ей проявить человечность. «Императрица не может его простить»,- говорит Екатерина II Маше Мироновой. Но в ней живет не только императрица, но и человек, и это спасает героя, а непредвзятому читателю не дает воспринять образ как односторонне отрицательный».

Как справедливо писал исследователь, «Капитанская дочка» «настолько общеизвестное произведение», что всякое отступление от текста или «грубое насилие над пушкинским текстом» легко обнаруживаются.

Разберемся в предложенных аргументах. Исследователь утверждает, что суд осудил Гринева справедливо. Обратимся к тексту романа. Исходное обвинение, послужившее поводом для ареста, было сформулировано членом Следственной комиссии так: «по какому случаю и в какое время вошел я в службу к Пугачеву и по каким поручениям был я им употреблен?» Естественная реакция Гринева: «Я отвечал с негодованием, что я, как офицер и дворянин, ни в какую службу к Пугачеву вступать и никаких поручений от него принять не мог». Негодование Гринева оправданно, и он отвечал суду искренне. Мы знаем, что обвинение это - вымысел, оно не соответствует фактам подлинного поведения Гринева.

Возможность измены Гринева как бы подсказывалась судьям странной судьбой Гринева: его не повесил Пугачев, был он на «пирушке» у «злодеев», принял «от главного злодея подарки, шубу, лошадь и полтину денег».

Гринев разъяснил: «как началось мое знакомство с Пугачевым в степи во время бурана; как при взятии Белогорской крепости он меня узнал и пощадил». Объяснение уже почти удовлетворило членов Следственной комиссии. Дальше необходимо было сообщить цели поездки к Пугачеву - для освобождения Марьи Ивановны. Гринев из чувства такта не захотел, чтобы «комиссия ᴨᴏᴛребовала её к ответу», и ᴨᴏᴛому замолчал.

• «Судьи мои, начинавшие, казалось, выслушивать ответы мои с некоторою благосклонностию, были снова предубеждены противу меня при виде моего смущения. Гвардейский офицер ᴨᴏᴛребовал, чтоб меня поставили на очную ставку с главным доносителем».

В этом сообщении важно то, что судьи были предубеждены против Гринева и что основой этой предубежденности явился донос Швабрина. Швабрин «повторил обвинения свои»: «по его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе: что наконец явно передался самозванцу, разъезжал с ним из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих ᴛᴏʙарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца».

Показания эти были откровенной ложью, грубым оговором. Пушкин сознательно подгоᴛᴏʙил читателя для восприятия их лживости. Да, Гринев из Оренбурга приезжал в мятежную слободу к Пугачеву, но он не служил у Пугачева, не был его шпионом. Более того, мы знаем, что на вопрос Пугачева о положении в Оренбурге он сказал неправду:

• «- Теперь скажи, в каком состоянии ваш город.
• - Слава богу,- отвечал я, - всё благополучно. - Благополучно? - повторил Пугачев. - А народ мрет с голоду!

Самозванец говорил правду; но я по долгу присяги стал уверять, что всё это пустые слухи и что в Оренбурге довольно всяких запасов». Соратники Пугачева уличили

Да, Гринев выезжал из Оренбурга, чтобы «перестреливаться с пугачевскими наездниками», но он не передавал им никаких письменных известий для Пугачева. Правда, однажды он наехал на казака и «гоᴛᴏʙ был уже ударить его своею турецкою саблею», да узнал в нем урядника Максимыча, передавшего ему письмо Марьи Ивановны, в котором она сообщала о притеснениях Швабрина. Да, Гринев ездил с Пугачевым из Бердской слободы в Белогорскую крепость, но ездил для того, чтобы выручить дочь капитана. Миронова.

Верный своему решению не впутывать в следствие Марью Ивановну, Гринев отказался давать объяснения, почему он ездил с Пугачевым в Белогорскую крепость. Он заявил, что держится «первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе сказать» не может.

На том следствие и суд кончились. Информация с сайта Бигреферат.ру / сайт Через несколько недель Гринев-отец получил из Петербурга письмо от своего родственника князя Б., который и сообщал о приговоре суда (письмо князя приводится в пересказе Гринева-сына: «...Подозрения насчет участия моего в замыслах бунᴛᴏʙщиков, к несчастию, оказались слишком основательными, что примерная казнь должна была бы меня постигнуть...»).

Итак, Гринева осудили по подозрению в измене, в «участии в замыслах» Пугачева, осудили на основании ложного доноса. Я подчеркиваю: формула приговора - «участие в замыслах бунᴛᴏʙщиков» - основана на показаниях Швабрина, что Гринев был у Пугачева шпионом, что он изменил присяге и служил самозванцу. Пушкин не только раскрывал глубокую несправедливость царского суда, но еще и связал воедино ложный донос Швабрина и действия судей; грубая клевета подлого человека и предателя оказалась облаченной в форму приговора суда.

Страница 1 из 1

мая 19 2010

Тем, что Пушкин воссоздавал в романе черты императрицы, запечатленные Боровиковским, подчеркивалась официальная «версия» портрета. Более того, Пушкин демонстративно отказывался от своего личного восприятия императрицы и давал читателю копию с копии. Боровиковский рисовал с живой натуры. Пушкину было достаточно представить копию с высочайше одобренного портрета. Он изображал не живую модель, но мертвую натуру. Екатерина II в романе - не живого человека, а «цитата», как остроумно заметил Шкловский. От этой вторичности - холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе. «Свежее дыхание осени» уже изменило лик природы-листы лип пожелтели, императрица, выйдя на прогулку, надела «душегрейку». «Холодно» лицо ее,-«полное и румяное», оно «выражало важность и спокойствие». С той же холодностью связано и «строгое выражение лица», появившееся во время чтения прошения Маши Мироновой. Это даже подчеркнуто авторской ремаркой: «Вы просите за ? - сказала дама с холодным видом». Холодность и в поступках Екатерины: она затевает «игру» с Машей, выдавая себя за даму, близкую ко двору,- она играет, а не живет.

В таком изображении Екатерины II вскрывается намерение Пушкина противопоставить образу , «мужицкого царя», образ правящей императрицы. Отсюда контрастность этих двух фигур. Милости Пугачева, основанной на справедливости, противопоставлена «милость» Екатерины, выражавшей произвол самодержавной власти.

Эту контрастность, как всегда, остро, художнически осознавала и воспринимала Марина Цветаева: «Контраст между чернотой Пугачева и ее (Екатерины П.- /’. М.) белизной, его живостью и со важностью, его веселой добротой и ее снисходительной, его мужиче-ством и ее дамством не мог не отвратить от нее детского сердца, едипо-любивого и уже приверженного „злодею”».

Цветаева не просто излагает свои впечатления,- она анализирует и тщательно аргументирует свой тезис о контрастности изображения Пугачева и Екатерины II и отношении Пушкина к этим антиподам: «На огневом фоне Пугачева - пожаров, грабежей, метелей, кибиток, пиров - эта в чепце и душегрейке, на скамейке, между всяких мостиков и листиков, представлялась мне огромной белой рыбой, белорыбицей и даже несоленой. (Основная черта Екатерины - удивительная пресность.) ».

И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь. ( , выводящий Марью Ивановну из темницы) ». «Извините меня,- сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь, но я бываю при дворе…»

Насколько царственнее в своих жестах мужик, именующий себя государем, чем государыня, выдающая себя за приживалку». Ю. М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II. Конечно, Пушкин не создавал отрицательного Екатерины, не прибегал к сатирическим краскам. Но противостояние Пугачева и Екатерины II нужно Пушкину, такая композиция позволяла ему обнажать важные истины о природе самодержавия. Особенности изображения Пугачева и Екатерины II позволяют понять, на чьей стороне симпатии Пушкина. «Любит ли Пушкин в «Капитанской дочке» Екатерину?» спрашивала . И отвечала: «Не знаю. Он к ней почтителен. Он знал, что все это: белизна, доброта, полнота - вещи почтенные. Вот и почтил» . Окончательный ответ на вопросы, зачем Пушкин ввел в роман образ Екатерины и как изобразил ее, дает последняя сцена - встреча Маши Мироновой с императрицей в Царскосельском саду. Здесь читатель узнает истинные причины, по которым Екатерина признала Гринева невиновным. Но сцена эта важна не только для понимания образа Екатерины: во время свидания окончательно раскрывается характер капитанской дочки и завершается любовная линия романа, поскольку именно Маша отстояла свое .

Для понимания этой принципиально важной сцены нужно помнить, что она написана с расчетом на эффект присутствия читателя: Марья Ивановна, например, не знает, что беседует с императрицей, а читатель уже догадывается; «дама» обвиняет Гринева в измене, но читатель отлично знает, что обвинение это ни на чем не основано. Этот прием Пушкин счел нужным обнаружить: в момент беседы он сообщает: Маша Миронова «с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю».

Итак, Марья Ивановна, отвечая на вопрос «дамы», сообщает ей о причине своего приезда в столицу. При этом благосклонность собеседницы к неизвестной девушке энергично мотивирована: «дама» узнает, что перед ней сирота капитана Миронова, верного императрице офицера. (Дама, казалось, была тронута.) В этом состоянии она и читает прошение Маши.

Пушкин создает еще одну чрезвычайную ситуацию, поручая Гриневу запротоколировать (со слов Маши Мироновой) все происходившее: «Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному».

Пушкину очень важно подчеркнуть мысль, что, даже надев маску частного человека, Екатерина не оказывалась способной смирить в себе императрицу. «Вы просите за Гринева? - сказала дама с холодным видом. - Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, во как безнравственный и вредный негодяй».

Свидание Марьи Ивановны с Екатериной II достигает- после этой отповеди «дамы»-кульминации: капитанская дочка из робкой и смиренной просительницы превращается в отважную защитницу справедливости, беседа становится поединком.

• «- Ах, неправда! - вскрикнула Марья Ивановна.
• - Как неправда! - возразила дама, вся вспыхнув.
• - Неправда, неправда! Я вам расскажу».

Что ей оставалось делать? Настаивать на несправедливом своем приговоре? Но в создавшихся условиях это выглядело бы проявлением безрассудного деспотизма. Подобное изображение Екатерины противоречило бы правде истории. И Пушкин не мог пойти на это. Ему же важно было другое: показать сначала несправедливость осуждения Гринева и демагогического по существу помилования его Екатериной II, а потом - вынужденное исправление ею своей ошибки.

Марью Ивановну вызывают во дворец. «Дама», представшая уже в образе императрицы Екатерины II, сказала: «Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха». Заявление это примечательно. Сама Екатерина II признается, что она освобождает Гринева потому, что он невиновен. А его невиновность доказана Машей Мироновой, и эта истина подтверждена читателем. Поэтому исправление ошибки не есть милость. Милость Екатерине II приписали пушкинисты. В действительности честь освобождения невиновного Гринева принадлежит капитанской дочке. Она не согласилась не только с приговором суда, но и с решением Екатерины II, с ее «милостью». Она отважилась поехать в столицу, чтобы опровергнуть аргументы императрицы, осудившей Гринева. Наконец, она смело бросила «даме» дерзкое слово - «Неправда!» вступила в поединок и выиграла его; Приписывая «милость» Екатерине, исследователи обедняют образ капитанской дочки, отнимая у нее главный в ее жизни поступок. Она в романе была «страдательным» лицом, верной дочерью своего отца, усвоившей его мораль покорности и послушания. «Чудные обстоятельства» не только подарили ей счастье соединения с любимым они обновили ее душу, ее жизненные принципы.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Екатерина II и Маша Миронова в повести Пушкина «Капитанская дочка» . Литературные сочинения!

Тем, что Пушкин воссоздавал в романе черты императрицы, запечатленные Боровиковским, подчеркивалась официальная «версия» портрета. Более того, Пушкин демонстративно отказывался от своего личного восприятия императрицы и давал читателю копию с копии. Боровиковский рисовал с живой натуры. Пушкину было достаточно представить копию с высочайше одобренного портрета. Он изображал не живую модель, но мертвую натуру. Екатерина II в романе не образ живого человека, а «цитата», как остроумно заметил Шкловский. От этой вторичности – холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе. «Свежее дыхание осени» уже изменило лик природы – листы лип пожелтели, императрица, выйдя на прогулку, надела «душегрейку». «Холодно» лицо ее,- «полное и румяное», оно «выражало важность и спокойствие». С той же холодностью связано и «строгое выражение лица», появившееся во время чтения прошения Маши Мироновой. Это даже подчеркнуто авторской ремаркой: «- Вы просите за Гринева? – сказала дама с холодным видом». Холодность и в поступках Екатерины: она затевает «игру» с Машей, выдавая себя за даму, близкую ко двору, она играет, а не живет.

И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «- Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь». (Пугачев, выводящий Марью Ивановну из темницы). «-Извините меня,- сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь в ваши дела, но я бываю при дворе…»

Соответствует подобной цели изображения Екатерины и стилистика образа императрицы. Еще в 1937 году Виктором Шкловским было сделано тонкое наблюдение: «Пушкин дает Екатерину по портрету Боровиковского. Портрет относился к 1791 году, был обновлен в памяти гравюрой Уткина в 1827 году. Эта гравюра ко времени написания «Капитанской дочки» была у всех в памяти. На портрете Екатерина изображена в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ее ног собака; за Екатериной деревья и памятник Румянцеву. Лицо императрицы полно и румяно».

Насколько царственнее в своем жесте мужик, именующий себя государем, чем государыня, выдающая себя за приживалку». Ю. М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II. Конечно, Пушкин не создавал отрицательного образа Екатерины, не прибегал к сатирическим краскам.

В таком изображении Екатерины II вскрывается намерение Пушкина противопоставить образу Пугачева, «мужицкого царя», образ правящей императрицы. Отсюда контрастность этих двух фигур. Милости Пугачева, основанной на справедливости, противопоставлена «милость» Екатерины, выражавшей произвол самодержавной власти.

Эту контрастность, как всегда, остро, художнические осознавала и воспринимала Марина Цветаева: «Контраст между чернотой Пугачева и ее (Екатерины II) белизной, его живостью и ее важностью, его веселой добротой и ее. – снисходительной, его мужичеством и ее дамством не мог не отвратить от нее детского сердца, едино-любивого и уже приверженного «злодею».

За многие десятилетия изучения «Капитанской дочки» на эти вопросы давались самые различные и часто противоречивые ответы. В конце XIX века, например, А. Д. Галахов объяснял введение сцены свидания Маши с Екатериной II простым «подражанием» Пушкина Вальтеру Скотту: «Дочь капитана Миронова поставлена в одинаковое положение с героиней «Эдинбургской темницы», героиня которой Дженни Дине «выпрашивает прощение» у королевы».

Цветаева не просто излагает свои впечатления,- она анализирует роман и тщательно аргументирует свой тезис о контрастности изображения Пугачева и Екатерины Второй и отношении Пушкина к этим антиподам: «На огневом фоне Пугачева – пожаров, грабежей, метелей, кибиток, пиров – эта, в чепце и душегрейке, на скамейке, между всяких мостиков и листиков, представлялась мне огромной белой рыбой, белорыбицей. И даже несоленой. (Основная черта Екатерины – удивительная пресность.)»,

Ответ на вопрос, как изобразил Пушкин Екатерину II в своем романе, зависит от понимания причин, зачем было нужно автору вводить в повествование императрицу. А сделано это было (как мы уже видели) для того, чтобы на конкретном примере осуждения Гринева царским судом и его помилования показать органическую чуждость самодержавию идеи справедливости, неспособность самодержцев-монархов осуществлять справедливый суд.

Несомненно, подобные трактовки изображения Пушкиным Екатерины II в силу своей противоречивости и прямолинейности не могли не вызвать протеста. Ю. М. Лотман справедливо писал, что «приходится решительно отказаться как от упрощения от распространенного представления о том, что образ Екатерины II дан в повести как отрицательный и сознательно-сниженный».

Толковали изображение Пушкиным Екатерины II и с реакционных позиций, как стремление автора романа продемонстрировать глубокое уважение к самодержице всероссийской. Наши пушкинисты долгое время объясняли и введение в роман императрицы, и особенности ее изображения цензурными обстоятельствами. В свое время Д. П. Якубович писал: «Попытавшись показать Екатерину «домашним образом», Пушкин в заключение вынужден был все же дать ее образ и в традиционно-официозном, почти лубочном тоне как образ милостивой царицы, видимый глазами героев-дворян. Этот образ находится в вопиющем противоречии с обычными резко отрицательными мнениями самого Пушкина о «развратной государыне»… Понятно, без условно-сусального лика Пушкин не мог бы, и думать о проведении своего романа в печать». В последующем отрицательном и сниженном изображении Екатерины в романе стала господствующей.

Убежденная в невиновности Гринева, Маша Миронова считает своим нравственным долгом спасти его. Она едет в Петербург, где в Царском Селе происходит ее встреча с императрицей.
Перед читателем Екатерина II предстает доброжелательной, мягкой и простой женщиной. Но мы знаем, что Пушкин резко отрицательно относился к Екатерине II. Чем же можно объяснить ее привлекательный облик в повести?
Посмотрим на прижизненный портрет Екатерины II, написанный художником В.Л.Боровиковским в 1794 году. (В 1827 году появилась гравюра с этого портрета, сделанная выдающимся русским гравером Н.И.Уткиным.) Вот как сравнивает В.Шкловский портреты Екатерины II, сделанные В.Л.Боровиковским и рассказчиком в повести "Капитанская дочка": "На портрете Екатерина изображена в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ног ее собака; за Екатериной деревья и Румянцевский обелиск . Лицо императрицы полно и румяно. Встреча с Марьей Ивановной должна происходить осенью. Пушкин пишет: "Солнце освещало вершины лип, пожелтевших под свежим дыханием осени". Далее Пушкин сообщает: "Она [Екатерина] была в белом утреннем платье, в ночном чепце и душегрейке". Душегрейка позволила не переодевать Екатерину, несмотря на холодную погоду... Собака с картины Боровиковского тоже попала в "Капитанскую дочку", это она первая заметила Марью Ивановну" . Существуют расхождения текста с изображением – императрица моложе лет на 20, одета в белое, а не в голубое. Описан второй вариант портрета – с Румянцевским обелиском, вероятней всего, Пушкин вдохновлялся гравюрой, а не оригиналом, который находился у Румянцева и был труднодоступен для обозрения.
А вот слова из статьи П.А.Вяземского "О письмах Карамзина", которые приводит В.Шкловский: "В Царском Селе нельзя забывать Екатерину... Памятники ее царствования здесь повествуют о ней. Сложив венец с головы и порфиру с плеч своих, здесь жила она домовитою и любезною хозяйкой. Здесь, кажется, встречаешь ее в том виде и наряде, какою она изображена в известной картине Боровиковского, еще более известной по прекрасной и превосходной гравюре Уткина".
Мы видим, что портрет В.Л.Боровиковского, гравюра Н.И.Уткина и слова П.А.Вяземского выражают дворянское, умиленное и восхищенное отношение к "любезной хозяйке" Царского Села.
Теперь обратимся к повести. Как мы знаем, Пушкин пишет от лица рассказчика, а рассказчик – Гринев – повествует о встрече Марьи Ивановны с императрицей со слов Марьи Ивановны, которая, конечно, много раз вспоминала в дальнейшей жизни потрясшую ее встречу. Как же эти преданные престолу люди могли говорить о Екатерине II? Нет сомнения: с наивной простотой и верноподданническим обожанием. "По замыслу Пушкина, – пишет литературовед П.Н.Берков, – очевидно, Екатерина II в "Капитанской дочке" и не должна быть показана реально, как настоящая, историческая Екатерина: целью Пушкина в соответствии с избранной им им формой записок героя, верноподданного дворянина, было изобразить Екатерину именно в официальной трактовке: даже утреннее дезабилье Екатерины было рассчитано на создание легенды об императрице, как простой, обыкновенной женщине" .
Однако посмотрим, нет ли все же в эпизоде встречи Маши Мироновой с Екатериной и в описании предшествующих обстоятельств авторского к ним отношения. Вспомним факты, которые имели место с того момента, как Гринев предстал перед судом. Мы знаем, что он прекратил свои объяснения суду об истинной причине его самовольной отлучки из Оренбурга и этим погасил "благосклонность судей", с которой они начали его выслушивать. Чуткая Марья Ивановна поняла, почему Гринев не хотел оправдываться перед судом, и решилась поехать к самой царице, чтобы все чистосердечно рассказать и спасти жениха. Это ей удалось. Теперь обратимся к эпизоду встречи царицы с Марьей Ивановной.
Невиновность Гринева стала ясна Екатерине из рассказа Марьи Ивановны, из ее прошения так же, как она стала бы ясна и следственной комиссии, если бы Гринев закончил свои показания. Марья Ивановна рассказала то, чего не досказал на суде Гринев, и царица оправдала жениха Маши. Так в чем же ее милость? В чем гуманность?
Императрице более нужна невиновность Гринева, нежели его виновность. Каждый дворянин, перешедший на сторону Пугачева, наносил ущерб дворянскому классу, опоре ее трона. Отсюда гнев Екатерины (лицо переменилось во время чтения письма, стало строгим), который после рассказа Марьи Ивановны "сменяется на милость". Царица улыбается, осведомляется, где остановилась Маша. Она, видимо, выносит благоприятное для просительницы решение и обнадеживает капитанскую дочку.
Пушкин, предоставляя право рассказывать Гриневу, заставляет его вместе с тем сообщать о фактах, которые позволяют нам сделать свои выводы. Екатерина ласково разговаривает с Марьей Ивановной, приветлива с ней. Во дворце она поднимает упавшую к ее ногам, потрясенную ее "милостью" девушку. Она произносит фразу, обращаясь к ней, своей подданной, как к равной себе: "Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние." Как же могла воспринять эти слова Марья Ивановна, с детских лет воспитывавшаяся в уважении к престолу и царской власти?

Пушкин писал о Екатерине, что "ее... приветливость привлекала". В маленьком эпизоде встречи Маши Мироновой с императрицей устами Гринева он и говорит об этом качестве Екатерины, о ее способности очаровывать людей, о ее умении "пользоваться слабостию души человеческой". Ведь Марья Ивановна – дочь героя, капитана Миронова, о подвиге которого знала царица. Екатерина раздавала ордена офицерам, отличившимся в войне с пугачевцами, помогала и осиротевшим дворянским семьям. Что же удивительного, что она позаботилась и о Маше. Императрица не была щедра к ней. Капитанская дочка не получила большого приданого от царицы и не увеличила богатства Гринева. Потомки Гринева, как сообщает издатель, т.е. Пушкин, "благоденствовали" в селе, принадлежавшем десятерым помещикам.
Екатерина дорожила отношением к себе дворянства и прекрасно понимала, какое впечатление произведет "высочайшее помилование" на верноподданническую семью Гриневых. Сам Пушкин (а не рассказчик) пишет: "В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке", которое передавалось из поколения в поколение.
Так и "создавалась легенда об императрице как простой, доступной просителям, обыкновенной женщине", – пишет П.Н.Берков в статье "Пушкин и Екатерина".

образы Емельяна Пугачева и императрицы Екатерины II являются символами власти. Можно сказать, что эти исторические фигуры находятся на разных полюсах, являются кардинально противоположными.

Пушкин дал в этом эпизоде реальный портрет императрицы: «Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».

Образ Екатерины II, справедливой, милосердной, благодарной, написан Пушкиным с нескрываемой симпатией, овеян романтическим ореолом. Это не портрет реального человека, а некий обобщенный образ. Екатерина – это та святыня, которую защищали дворяне в войне с Пугачевым.

Екатерина внимательно выслушивает Машу Миронову и обещает разобраться в ее просьбе, хотя отношение императрицы к «предателю» Гриневу резко отрицательное. Узнав все подробности дела и проникшись искренней симпатией к капитанской дочке, Екатерина милует жениха Маши и обещает позаботиться о материальном благополучии девушки: «… но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».

Императрице более нужна невиновность Гринева, нежели его виновность. Каждый дворянин, перешедший на сторону Пугачева, наносил ущерб дворянскому классу, опоре ее трона. Отсюда гнев Екатерины (лицо переменилось во время чтения письма, стало строгим), который после рассказа Марьи Ивановны "сменяется на милость". Царица улыбается, осведомляется, где остановилась Маша. Она, видимо, выносит благоприятное для просительницы решение и обнадеживает капитанскую дочку.

Пушкин, предоставляя право рассказывать Гриневу, заставляет его вместе с тем сообщать о фактах, которые позволяют нам сделать свои выводы. Екатерина ласково разговаривает с Марьей Ивановной, приветлива с ней. Во дворце она поднимает упавшую к ее ногам, потрясенную ее "милостью" девушку. Она произносит фразу, обращаясь к ней, своей подданной, как к равной себе: "Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние." Как же могла воспринять эти слова Марья Ивановна, с детских лет воспитывавшаяся в уважении к престолу и царской власти?

Пушкин писал о Екатерине, что "ее... приветливость привлекала". В маленьком эпизоде встречи Маши Мироновой с императрицей устами Гринева он и говорит об этом качестве Екатерины, о ее способности очаровывать людей, о ее умении "пользоваться слабостию души человеческой". Ведь Марья Ивановна – дочь героя, капитана Миронова, о подвиге которого знала царица. Екатерина раздавала ордена офицерам, отличившимся в войне с пугачевцами, помогала и осиротевшим дворянским семьям. Что же удивительного, что она позаботилась и о Маше. Императрица не была щедра к ней. Капитанская дочка не получила большого приданого от царицы и не увеличила богатства Гринева. Потомки Гринева, как сообщает издатель, т.е. Пушкин, "благоденствовали" в селе, принадлежавшем десятерым помещикам.

Екатерина дорожила отношением к себе дворянства и прекрасно понимала, какое впечатление произведет "высочайшее помилование" на верноподданническую семью Гриневых. Сам Пушкин (а не рассказчик) пишет: "В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке", которое передавалось из поколения в поколение.

А вот помощь Пугачева Гриневу была куда более реальной – он сохранил ему жизнь и помог спасти Машу. Это яркое противопоставление.