ВходАнализ по рассказу Андреева “Красный смех”. Красный смех Л. Андреева. Художест-ное своеобразие
Рецензия на рассказ Леонида Андреева «Красный смех» (1904)
Дневник мёртвого человека
Отечеством нашим я объявлю сумасшедший дом;
врагами нашими и сумасшедшими — всех тех,
кто еще не сошел с ума; и когда великий,
непобедимый, радостный, я воцарюсь над миром,
единым его владыкою и господином, —
какой веселый смех огласит вселенную!
Леонид Андреев
Интересно, видел ли Леонид Андреев (1871-1919) картину норвежского художника-экспрессиониста Эдварда Мунка «Крик» (1893)? Заставили вспомнить знаменитое полотно эти ассоциации: «Вот поднялась над толпою голова лошади с красными безумными глазами и широко оскаленным ртом, только намекающим на какой-то страшный и необыкновенный крик, поднялась, упала, и в этом месте на минуту сгущается народ, приостанавливается, слышны хриплые, глухие голоса, короткий выстрел, и потом снова молчаливое, бесконечное движение». «Приближалась шестая верста, и стоны делались определеннее, резче, и уже чувствовались перекошенные рты, издающие эти голоса».
В 11 классе рассказываю ученикам о модернистских течениях в искусстве . Упоминаю уже лет 17 также экспрессионизм и его представителей: Евгения Замятина, Леонида Андреева, Бориса Ямпольского, Франца Кафку, Густава Майринка, Альфреда Дёблина. Мир их героев - «это хаотическое нагромождение вещей, событий, идей. Посреди этого хаоса одинокая личность, пребывающая в постоянном страхе за свою судьбу» (Волков И.Ф.). Фрагментарность, деформации, разорванность, ужасные эмоциональные переживания, ощущения конца света - характерные черты экспрессионизма. Да, «Красный смех» в этом ряду.
Подзаголовок рассказа - «Отрывки из найденной рукописи». Кто автор рукописи? Почему только отрывки? Где и когда её нашли? Писатель не даёт ответа на эти вопросы. А «всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота пространства и времени, то есть хронотопа» (М.Бахтин).
В каком мире живут герои Андреева?
Пространство : энская дорога (видимо, дорога смерти), батарея («Где мы? … На войне»), чужие поля, чёрные ущелья, дальние холмы, санитарный поезд, город, квартира, кабинет, театр, толпа.
Время : лето (зной), день, ночь, сутки, вечер, утро, «...уже восьмой день продолжается сражение. Оно началось в прошлую пятницу, и прошли суббота, воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг, и вновь наступила пятница и прошла, — а оно все продолжается». Мир рассказа - мир апокалиптический, в котором живут (живут ли?) и воюют (погибают) безумные люди. Сама земля отказывается от них, выталкивает их трупы из своего чрева. Хозяином мира становится Красный смех, метафора смерти.
«Красный смех» состоит из 19 отрывков (19-ый называется «последний»), входящих в 2 части. Первая часть (9 отрывков) - образы сумасшедшего искалеченного человека, вернувшегося с войны, которые восстановил на бумаге младший брат после смерти старшего. Вторая часть (10 отрывков) - собственные записи младшего брата, идущего к безумию. Первые предложения каждого отрывка являются разорванными обрывками целого. Форма произведения, разорванная, обрывочная, соответствует такому же мертвенному содержанию.
Важную роль в любом художественном тексте играют сны, воспоминания героев. Сопоставлю именно такие эпизоды. В отрывке 1 есть сон наяву (воспоминание) умершего брата: «И тогда — и тогда внезапно я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запыленный нетронутый графин с водою на моем столике — на моем столике, у которого одна ножка короче двух других и под нее подложен свернутый кусочек бумаги. А в соседней комнате, и я их не вижу, будто бы находятся жена моя и сын. Если бы я мог кричать, я закричал бы — так необыкновенен был этот простой и мирный образ, этот клочок голубых обоев и запыленный, нетронутый графин». Это же снится герою и во 2 отрывке. В отрывке 15 второму брату снятся дети-убийцы: «Их рты походили на пасти жаб или лягушек и раскрывались судорожно и широко; за прозрачною кожей их голых тел угрюмо бежала красная кровь — и они убивали друг друга, играя. Они были страшнее всего, что я видел, потому что они были маленькие и могли проникнуть всюду». Очевидно, как мирный образ ребёнка превращается в безумный образ «голодной крысы»: «Он обрывался и пищал, и так быстро мелькал по стене, что я не мог уследить за его порывистыми, внезапными движениями». В погибающем мире даже дети являются дьявольскими выродками.
Таким образом, основные мотивы рассказа - безумие и смерть, война и насилие, приближение конца света. Обратим внимание на микротемы отрывков . Отрывок 1. Толпа безумных военных людей идёт куда-то под беспощадным солнцем. Отрывок 2. Бой, длящийся много суток. Красный смех. Отрывок 3. В армиях появилось много душевнобольных. Отрывок 4. Разговоры с раненым товарищем в лазарете, с уцелевшими людьми на своеобразном пикнике. Отрывок 5. Едут на поезде за ранеными, студент говорит о сумасшедших, слышен дикий стон множества раненых, студент застрелился. Отрывок 6. Свои стреляют по своим, разговор с доктором о красном смехе, сумасшествии. Отрывок 7. Поезд Красного Креста взорван. Отрывок 8. Дома в инвалидной коляске, с семьёй, страдания матери и жены. Отрывок 9. Младший брат о сумасшествии, раненый брат пытается писать, всё забывает. Отрывок 10. Брат, безногий сумасшедший калека, умер. Рассказ о последних днях его, о своём будущем безумии. Отрывок 11. Привезли пленных, среди них сумасшедший офицер. Отрывок 12. Начинается сумасшествие: видит своего умершего брата в кресле. Отрывок 13. Шестерых отупевших крестьян ведут на войну такие же отупевшие конвойные. Отрывок 14. В театре напугал соседа, на фронте огромные потери. Отрывок 15. Сон о детях-убийцах, разговор с братом о красном смехе. Отрывок 16. Много дней длится сражение, сумасшедший школьный товарищ, сестра товарища собирается на фронт. Отрывок 17. В городе побоище. Отрывок 18. Письмо убитого жениха сестры о наслаждении убивать людей. Отрывок последний. Митинг «Долой войну», толпа, бег, жду дома смерти, земля исторгает трупы. За окном в багровом и неподвижном свете стоял сам Красный смех.
Словесные ряды ключевых слов неизбежно выводят на ту же апокалиптическую идею рассказа.
Безумие . «Ужас, измученный мозг, тяжёлый бред, обезумевшая земля, безумные люди, лошадь с красными безумными глазами, бездну ужаса и безумия, трое суток сатанинский грохот и визг окутывал нас тучей безумия, отделял нас от земли, от неба, от своих; одинокий, дрожащий от ужаса, безумный. Много сумасшедших. Больше, чем раненых».
Жара . «Зной, солнце, огненно, беспощадный огонь, кровавый свет, запёкшиеся губы, раскалённый воздух, страшное солнце, иссушающий жар, обожжённые затылки, горячие штыки, солнечный удар».
Люди . «Армия немых, глухи, слепы, точно не живые люди это шли, а армия бесплотных теней; не голова, а какой-то странный и необыкновенный шар; бесконечные молчаливые ряды, кучка серых людей, как в копченом мясе, как лунатики, он вынул револьвер и выстрелил себе в висок. Господи, у меня нет ног. Кто сказал, что нельзя убивать, жечь и грабить?»
Смерть. «Красный смех (повторяется словосочетание много раз). Губы его дергались, силясь выговорить слово, и в то же мгновение произошло что-то непонятное, чудовищное, сверхъестественное. В правую щеку мне дунуло теплым ветром, сильно качнуло меня — и только, а перед моими глазами на месте бледного лица было что-то короткое, тупое, красное, и оттуда лила кровь, словно из откупоренной бутылки, как их рисуют на плохих вывесках. И в этом коротком, красном, текущем продолжалась еще какая-то улыбка, беззубый смех — красный смех. Я узнал его, этот красный смех. Я искал и нашел его, этот красный смех. Теперь я понял, что было во всех этих изуродованных, разорванных, странных телах. Это был красный смех. Он в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле, этот красный смех! Э ту огромную бесформенную тень, поднявшуюся над миром. И с каждым нашим шагом зловеще нарастал этот дикий, неслыханный стон, не имевший видимого источника, — как будто стонал красный воздух, как будто стонали земля и небо. Но стон не утихал. Он стлался по земле — тонкий, безнадежный, похожий на детский плач или на визг тысячи заброшенных и замерзающих щенят. Как острая, бесконечная ледяная игла входил он в мозг и медленно двигался взад и вперед, взад и вперед».
Война. « Обе армии, сотни тысяч людей стоят друг против друга, не отступая, непрерывно посылают разрывные грохочущие снаряды; и каждую минуту живые люди превращаются в трупы. Люди дрались камнями, руками, грызлись, как собаки. Когда же кончится эта безумная бойня! Тридцать тысяч убитых. Бесконечный список убитых».
Таким был мир в представлении Леонида Андреева в 1904 году . Даже Первая мировая война ещё только через 10 лет. Что бы он написал после Второй мировой войны? Отечеством, действительно, он объявил бы сумасшедший дом.
Источники
1.
Разнообразие художественных идей в рассказах Леонида Андреева
2.2 Первая мировая война как проклятие человечества. Рассказ «Красный смех»
В рассказе «Красный смех» писатель, «прихваченный» общественными событиями, откликается на жгучие проблемы своей современности. Русско-японская война, начавшаяся в 1904 году, всколыхнула не только творческое, но и гражданское сознание писателя. Не разделяя патриотического угара «публики», считая интерес к войне «некультурным», Л.Андреев в то же время осмысляет войну как такой переломный момент в жизни отдельного человека и общества в целом, который художник не может оставить без оценки. «Моя тема, - подчёркивал автор «Красного смеха», - безумие и ужас». Этими словами и открывается изображение страданий сотен и тысяч солдат и офицеров. «Писатель представляет войну «движением» бессмысленным, противоестественным: «Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны - что же это такое, ведь это сумасшествие?..» Да, - отвечает писатель, создавая фантасмагорический образ войны, - это безумие. «Это красный смех. Когда земля сходит с ума. На ней ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу». Отсутствует свойственная реализму «правда изображения» ». Выражая свое протестующее отношение к человеческой войне, писатель создает в этом произведении не картины из русско-японской войны, не типические характеры солдат и офицеров, а символический образ человеческого сознания, потрясённого ужасами войны.
«Повесть является одним из наиболее ярких произведений тогдашней русской литературы, изобличающих милитаризм и направленных против войн и в частности против русско-японской войны ». В «Красном смехе» не следует искать ни исторической достоверности, ни бытового правдоподобия. Их там нет. Их нет вовсе не потому, что Андреев, как известно, не был на русско-японской войне, не сидел в окопах и не участвовал в сражениях. Андреева интересовали не исторически конкретные события, происходившие тогда на Дальнем Востоке, не сам факт войны России с Японией. Вопросы о том, кто виновник её, каковы могут быть последствия этой войны, в рассказе не затрагивались. «Андреев исходил из другого внутреннего задания - выразить субъективное безоговорочно отрицательное отношение к войне как бессмысленной кровавой бойне, зверскому, жестокому и бесчеловечному истреблению людьми друг друга, как проявлению «безумия и ужаса ».
Ключом к пониманию главной идеи повести являются слова одного из братьев, от имени которого ведётся повествование в «Красном смехе»: «…ведь нельзя же безнаказанно десятки и сотни лет учить жалости, уму, логике - давать сознание. Можно стать безжалостным, потерять чувствительность, привыкнуть к виду крови, и слёз, и страданий - как вот мясники, или некоторые доктора, или военные; но как возможно, познавши истину, отказаться от неё?..
Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны, - что же это такое, ведь это сумасшествие?»
«Жанр «Красного смеха» Андреев определил как «фантазию на тему о будущей войне и будущем человеке». Главное содержание «фантазии» составляет выявление психологии этой войны как любой современной войны в цивилизованном мире, психологии и идейного самочувствия участников и современников этих войн. «Фантазия», по Андрееву, - это эмоционально-психологический экстракт, субстанция, раскрытая как нечто самостоятельное, самодовлеющее в особой форме трагического гротеска.
Идейный подтекст «фантазии» составляет мысль о том, что разумный человек ХХ века, участвующий во «всеобщей войне», не имеющей ни гуманных конечных целей, ни освободительных задач, как и человек, вольно или невольно потворствующий ведению подобных войн, должен перестать существовать как личность, как полноценный член общества, как представитель культурного человечества».
«Красный смех» был воплем о несоответствии этических и исторических гуманных представлений культурного человечества реальному состоянию мира, он был криком о необходимости спасения человека, людей, народов, человечества от «мировой заразы», насаждающей войны как способ собственного существования и распространения.
Прогрессивные критики характеризовали «Красный смех» как «гневный пламенный памфлет против войны и всех её ужасов», как «первостепенное произведение истинного таланта». Надеждин считал, что «ничего более сильного на тему о войне не появлялось в текущей литературе, и не в текущей, за исключением разве «Четырёх дней» Гаршина. К ним присоединил голос Г.Чулков, сказавший, что пафос «Красного смеха» «достигает библейской силы». Часть критиков чутко восприняла основной конфликт, главную идею «Красного смеха». Треплев, например, писал, что «Красный смех» выражает «недоумение и ужас культурной мысли перед иррациональностью войны».
Исходная идейная позиция, которую занимал Андреев, работая над «Красным смехом», заключалась, по его словам, в том, что «война обнаружила полную несовместимость царизма с интересами народа, оттого логика вещей с величайшей деликатностью привела самодержавие в тупик, и как по логике ни рассуждай - нет выхода».
В нашей работе рассматриваются особенности серьезно-смехового жанра в романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Смеховой мир Достоевского не раз был предметом анализа в различных аспектах: литературоведческом...
Выявление типов смеха в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
Рассмотрим эпизод, когда Раскольников переживает глубочайшее душевное потрясение после убийства старухи. Преступление ставит его "по ту сторону добра и зла", отделяет от человечества, окружает ледяной пустыней. "Мрачное ощущение мучительного...
История создания комедии "Ревизор"
Одна из первых критических статей была напечатана в 1836 году в «Северной пчеле» (№ 97 и 98) под авторством Булгарина, точка зрения которого быстро нашла поддержку со стороны О. Сенковского, который свою статью, полную желчи...
Лицейские годы и их отражение в творчестве А.С. Пушкина
Вообще последние строчки стихотворений Пушкин уже теперь приобретают особую полноту мысли, рельефность и звучность. Крупный факт внутренней жизни поэта за это время -- юношеская, поэтическая любовь к сестре товарища, К. П. Бакуниной...
Мотив бунта и его поэтическое выражение в "Медном всаднике"
Повесть начитается с того, что Пушкин называет СПб "омрачённым" «Медный всадник», с. 138. Чем же омрачён тот светлый образ величия и великолепия...
Народная война в романе "Война и мир"
«Война и мир» -- одно из немногих в мировой литературе 19 века произведений, к которому по праву предлагается наименование романа-эпопеи. События большого исторического масштаба, жизнь общая, а не частная составляют основу ее содержания...
Отражение кавказской темы в литературном и художественном творчестве М.Ю. Лермонтова
Первая ссылка М.Ю. Лермонтова на Кавказ 19 марта 1837 года Михаил Лермонтов выехал из Петербурга на Кавказ и затем в течение целого года был в «беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом». Дорогой на Кавказ М.Ю.Лермонтов простудился...
Отражение Первой мировой войны в художественной мировой литературе
Эрих Мария Ремарк (1898 - 1970) родился в семье переплетчика. В 1916 году со скамьи учительской семинарии он был призван на фронт, участвовал в ряде боев и был несколько раз ранен. После окончания войны Ремарк сменил много профессий - был бухгалтером...
Пародийные смыслы и способы их воплощения в повести Ф.М. Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели"
Поэмы М.Ю. Лермонтова в контексте традиции русской комической поэмы
В скупой на поэзию петербургский период Лермонтов создал три юнкерские поэмы, которые потом сурово осудит известный русский философ, религиозный мыслитель Владимир Соловьёв за их нечистоту и «полное отсутствие той лёгкости, игривости, грации...
Роль учебной книги в развитии читательской культуры учащихся
В современном обществе ценится тот человек, который умеет добывать новые знания самостоятельно и применять их в разнообразной деятельности. Все эти знания может дать правильно подобранный источник информации, в частности учебная книга...
Стилистические особенности монологов главного персонажа пьесы Эдварда Олби "Что случилось в зоопарке"
Г. Злобин в своей статье "Пограничье Эдварда Олби" делит всех драматических писателей XX века на три сектора: буржуазный, коммерческий театр Бродвея и Больших бульваров...
Творчество Виктора Пелевина в литературной критике
§ 1. «Литературная стратегия» Виктора Пелевина...
Функционирование устойчивых словосочетаний с цветовыми прилагательными в русском и английском языках
Художественное пространство в романе Андрея Белого "Серебряный голубь"
В Гуголеве у Дарьяльского было все, в том числе безопасность и независимость от чужих духовных влияний (хотя это и не его топос - у него вообще нет своего топоса, так как он находится в поисках новой России и своего пространства)...
Сочинение
В 1904 году был написан рассказ «Красный смех» - остро эмоциональный отклик на русско-японскую войну. Это, по словам автора, «дерзостная попытка, сидя в Грузинах, дать психологию настоящей войны. Однако войны Андреев не знал и потому, несмотря на свою необычайную интуицию, не смог дать правильной психологии войны. Отсюда нервная возбужденность в рассказе, доходящая порой до истерического размышления о судьбе писател, отсюда и фрагментарность повествования. «Красный смех» - типичный образец экспрессионизма, к которому все больше тяготел Андреев.
В рассказе две части, состоящие из глав, названных обрывками. В I части дано описание ужасов войны, во II - безумие и ужас, охватившие тыл. Форма «обрывков из найденной рукописи» позволила автору естественно, без видимого нарушения логической последовательности (рукопись могла быть «найдена» в клочках) выдвигать на первый план одни лишь ужасы войны, охватившее людей безумие. Рассказ и открывается этими словами: «…безумие и ужас». И все в нем окрашено В красный цвет крови, ужаса, смерти.
Писатель изображает войну как абсолютную бессмысленность. На фронте сходят с ума оттого, что видят ужасы, в тылу-оттого, что думают о них. Если там убивают, думают герои рассказа, то это может прийти и сюда. Война входит в привычку. Герою Андреева легче привыкнуть к убийствам, чем согласиться, что это временно, преодолимо. Если участник русско-японской войны В. Вересаев говорил о спасительной привычке, которая не дает человеку одичать среди убийств, то для Андреева привычка к войне кошмарна и может принести лишь к сумасшествию.
Критика подчеркивала односторонность взгляда Андреева па войну, болезненный психологический надрыв в ее описании. «Красный смех»,- писал Вересаев,- произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживавшего войну через газетные корреспонденции о ней» ‘. Но при всей односторонности и нагромождении кошмарных образов, снижающих гуманистический пафос произведения, рассказ сыграл определенную положительную роль. Написанный с позиций пацифизма, он осуждал всякую войну, но в тех условиях воспринимался как осуждение конкретной войны - русско-японской, и это совпало с отношением к ней всей демократической России.
Высоко оценил «Красный смех» Горький, считавший его «чрезвычайно важным, своевременным, сильным». Однако великий писатель упрекал Андреева в том, что фактам он противопоставил свое субъективное отношение к войне. Л. Андреев, возражая Горькому, подчеркивал, что он и стремился выразить прежде всего свое отношение и что темой рассказа явилась не война, а безумие и ужас войны. «Наконец, мое отношение - также факт, и весьма немаловажный»,- писал он2. В этом споре отражены не просто творческие, а мировоззренческие позиции обоих писателей: Горький говорил об объективном значении фактов, Андреев выступал в защиту субъективного отношения художника к фактам, которое, однако, легко приводило к утрате общественного критерия в оценке явлений, что у Андреева наблюдалось довольно часто.
Бесспорно, что в рассказе Андреева гипертрофированы ужасы. Однако это лишь особый прием изображения войны как явления противоестественного. Подобное изображение войны русская литература знала и до Андреева: «Севастопольские рассказы» Л. Толстого, рассказ В. Гаршина «Четыре дня», в котором также сделан акцент на ужасах войны, гибель человека показана с ужасающими натуралистическими подробностями и представлена как нечто бессмысленное. Вряд ли можно говорить о прямом воздействии этих писателей на Андреева, хотя бы потому, что у них была более четкой гуманистическая и социальная позиция. Однако «Красный смех» написан во многом в этой традиции, так же, как и - позже - «Война и мир» Маяковского («в гниющем вагоне на сорок человек четыре ноги»), военные рассказы украинского писателя С. Васильченко «На золотому лош», «Чорш маки», «Отруйна квитка» и особенно «святий гомш», в которых ощущается некоторая зависимость от андреевского экспрессионистского метода изображения войны.
Г.Ю. Сиднев
Известен давний интерес литераторов к субъективному мироощущению персонажа. Во-первых, в плане психологическом - интересно, как те или иные явления отражаются в сознании человека. Вторая, не менее важная задача искусства, - вывести читателя из состояния автоматизма. Дело в том, что явления действительности, многократно воспринимаясь человеком, «автоматизируются», т. е. воспринимающий перестает ощущать в явлении не только новизну, но и его сущность. Поэтому писатель прибегает к приемам, с помощью которых обычное, привычное предстает необычным и непривычным - «странным», благодаря чему на нем концентрируется внимание читателя. Наконец, «странность» происходящего для читателя позволяет автору выражать концептуальное отношение к жизненным явлениям, не отвлекаясь от повествования. Вспомним сцену богослужения в тюрьме из романа Л.Н. Толстого «Воскресение». Вполне традиционное, хорошо знакомое русскому человеку отправление религиозного культа Толстой изобразил так, что перед читателем проходит необычное для него зрелище. Он по-новому видит и священника, и весь обряд: вместо привычного богослужения - что-то вроде шаманского «действа». Этот и подобные ему приемы получили, как известно, название остранения.
В прозе Л. Андреева через остранение реализуется весь идейно-мировоззренческий комплекс писателя. Лейтмотив его творчества выражен в словах жуткий, ужасный, огромный, необычный, странный. Органично вписываясь в систему гиперболической образности, эти эпитеты отражают суть трагического мировосприятия автора.
В структуре андреевских произведений остранение приобретает специфические языковые формы и становится одним из основных приемов изображения. Надо отметить, что особая, экспрессивная субъективность мировосприятия наметилась в художественном сознании Л. Андреева едва ли не с самых первых его произведений. Так, уже в рассказе «У окна» (1899) находим следующую сцену. Молодая женщина, спасаясь от буйства пьяного мужа, укрывается у соседки. Тихо ведется разговор на волнующую обеих тему: о пьянстве, о мужьях, о безысходности женской доли... И здесь перед читателем промелькнет то, что полноправно войдет в поэтику более позднего творчества Л. Андреева:
Хозяйка оборвала речь, и в жутко молчащую комнату с двумя бледными женщинами как будто вползло что-то бесформенное, чудовищное и страшное, и повеяло безумием и смертью.
Перед нами элементы будущей «леонидоандреевской» образности: молчащая комната (причем определение молчащая эмоционально усилено обстоятельством жутко), мистическое заострение тишины посредством одновременного одушевления (вползло) и обезличивания (что-то) некой неизвестной и непонятной силы, от которой веет безумием и смертью.
Но в общем реально-бытовом контексте рассказа образ теряет свое мистическое звучание:
И это страшное была водка, господствующая над бедными людьми, и не видно было границ ее ужасной власти.
Отмеченная разностильность языковых средств свидетельствует о том, что «андреевский комплекс» (пристальный интерес к проблемам жизни, смерти, человеческого счастья и несчастья и т. п.) еще не созрел. Тем не менее, стремление автора к остраненному изображению, как видим, уже налицо.
Следующим шагом в указанном направлении явился рассказ «Жили-были» (1901). Первое, что бросается в глаза в этом произведении, - белоснежные стены клиники. Возникнув как обычная, вполне реальная деталь интерьера, образ в ходе повествования мистически заостряется, развивается по пути дальнейшего «одушевления» и превращается в роковой символ:
снежно-белые стены; ...от белых стен, не имевших ни одного пятна, веяло холодной отчужденностью; И с тою же холодною отчужденностью смотрели белые стены, и в их безупречной белизне была странная. и грустная насмешка; белые стены были неподвижны и холодны; белые высокие стены смотрели равнодушно и тупо. [Здесь и далее курсив наш. - Г. С.]
Но предельную трансформацию классический прием остранения впервые претерпел в фантастических зарисовках рассказа «Красный смех» (1904). Безумие и ужас - эти слова не просто открывают повествование, но определяют весь его эмоциональный фон. В обстановке тотального кровавого безумия уже психологически оправданными представляются «странные и страшные шары» вместо людских голов и другие фантастические видения. Все происходящее становится не просто странным, но болезненно-кошмарным. Такая организация текста активно вовлекает психику читателя в процесс восприятия, чего «реалисты» старшего поколения, как правило, не практиковали.
Логика движения художественной мысли Л. Андреева обусловила специфику отбора языковых средств. Так, в эмоциональной заданности андреевского остранения не последнюю роль играют особые «устрашающие» сравнения типа: холодный, как могила; загадочный, как смерь; смерть, как хищная серая птица. По мнению исследователей языка художественной литературы, характер отбора и использования автором сравнений может выявить некоторые типичные признаки его художественного идиолекта. Сравнения Л. Андреева, как правило, субъективны и эмоциональны. Более того, специфика авторской задачи приводит к тому, что не только в изображении состояния и переживаний героев, но и в описаниях окружающей обстановки андреевские образы зачастую приобретают мистическую окрашенность. Например, в упомянутом выше рассказе «Жили-были» впечатление безысходности создает такое описание:
Белые меловые буквы красиво, но мрачно выделялись на черном фоне, и, когда больной лежал навзничь, закрыв глаза, белая надпись продолжала что-то говорить о нем и приобретала сходство с надмогильными оповещениями, что вот тут, в этой сырой или мерзлой земле, зарыт человек.
Уже здесь Андреев достигает почти плакатной выразительности: белые буквы контрастируют с черным фоном дощечки и выделяются на нем «красиво, но мрачно». Такое расположение деталей позволяет не только ясно представить изображаемое - в образе проступает определенная эмоциональная заданность, которая еще более усиливается в сравнениях. Ассоциации, суммируясь в восприятии читателя, создают цельный, глубокий образ трагического соседства несовместимых начал - жизни и смерти.
Еще один пример можно найти в рассказе «Молчание» (1900). Его главный герой о. Игнатий возвращается домой после похорон дочери. На людях он ничем не выдает своего душевного состояния. Но вот он входит в гостиную, и его взгляд останавливается на высоких креслах в белых чехлах, которые «стояли точно мертвецы в саванах». Эта небольшая деталь определенно указывает на начинающийся надлом в душе сурового о. Игнатия. Так характеристика героя, изображение его внутреннего душевного состояния даются через отбор лексики, характеризующей оценку действительности самим персонажем.
Едва ли не заглавным героем является образ тумана в одноименном андреевском рассказе - он и обстановка, и символический участник трагических событий. В этом образе яснее всего проступают типичные «андреевские» настроения - вот почему в его изображении автор ближе всего к высокой экспрессионистской эмоциональности. С этим же связана и метафористика, употребляемая в описаниях тумана. В черновике рассказа читаем:
В каноническом тексте после слов ползет в комнату появляется характерное для Л. Андреева сравнение: как бесформенная желтобрюхая гадина. И образ получает иное звучание, приобретая облик грозной мистической силы.
Не менее интересные примеры обнаруживаются и в других текстах, например в рассказе «Жизнь Василия Фивейского». Вспомним описание глаз о. Василия, когда он, разгневанный, смотрит на Ивана Порфирыча:
Бездонно-глубокие глаза, черные и страшные, как вода болота, и чья-то могучая жизнь билась за ними, и чья-то грозная воля выходила оттуда, как заостренный меч... огромные, как стена, как алтарь, зияющие, таинственные, повелительные. ..
Как и в предыдущих случаях, сравнение говорит об эмоциональной заданности образа. Не остается сомнения: необычные, подчас символические сравнения активно способствуют психологическому «вживлению» читателя в эмоциональную атмосферу произведения.
Для прозы Андреева характерна тщательная отделка ритмического рисунка, выполняющего сложные и обширные по художественным задачам функции. Одна из них - создание субъективных, мистически окрашенных образов, по природе также восходящих к остранению. Отмечая особенности художественной речи Л. Андреева, критик В. Львов-Рогачевский писал: «...его ритмическая туманная проза часто переходит в музыку», - и пояснял это примером - сценой метели из «Жизни Василия Фивейского». Приведем небольшой фрагмент этой сцены:
Зовет блуждающих колокол, и в бессилии плачет его старый, надорванный голос. И она качается на его черных слепых звуках и поет: их двое, двое, двое! И к дому мчится, колотится в его двери и окна и воет: их двое, их двое!
Подбор слов с характерным звуковым составом, неизбежное при повторе повышение тона к концу фразы способствуют возникновению яркого образа завывающей за окном метели, а аллитерация, активно участвующая в создании образа, усиливает впечатление музыкальности художественной речи.
В организации ритмо-мелодического строя повествования нередко участвуют и повторы. Ср. сбивчивый, взволнованный монолог доктора из «Красного смеха»:
Сейчас я только еще схожу с ума и оттого сижу и разговариваю с вами, а когда разум окончательно покинет меня, я выйду в поле - я выйду в поле, я кликну клич - я кликну клич, я соберу вокруг себя этих храбрецов, этих рыцарей без страха, и объявлю войну всему миру. Веселой толпой, с музыкой и песнями, мы войдем в города и села, и где мы пройдем, там всё будет красно, так всё будет кружиться и плясать, как огонь.
Неровный, скачкообразный ритм усилен повторами: я выйду в поле - я выйду в поле; я кликну клич - я кликну клич, что свидетельствует о неясности, спутанности мыслей человека, находящегося в состоянии крайне-
войны. В рассказе он развивается неуклонно, подобно наступающему безумию. Возникнув как ощущение зноя, беспощадного солнечного света, от которого некуда укрыться, он, ассоциативно связанный с красным цветом, обращается в «кровавый неразрывный туман», заволакивающий измученный мозг. И в конце концов окончательно кристаллизуется:
Теперь я понял, что было во всех этих изуродованных, разорванных, странных телах. Это был красный смех. Он был в небе, он в солнце, и скоро он разольется по всей земле, этот красный смех.
С этого момента образ становится неотступным, навязчивым призраком, стирающим цветовой спектр.
В качестве еще одного приема остранения (и, пожалуй, одного из самых «андреевских») можно отметить особую организацию хронотопа, в результате которой субъект повествования (чаще всего это лирический герой) и объект художественного изображения сближаются на предельно короткую пространственно-временную дистанцию. Прием является одним из эффективных средств экспрессивной гиперболичности: в результате такого сближения картина вырастает до огромных размеров, заслоняя собой перспективу. При подобном «сверхкрупном» плане становятся видны отдельные штрихи, детали, порой уродливые и безобразные, а поскольку перспектива изображения отсутствует, все внимание концентрируется на этих деталях:
Огромное, близкое, страшное солнце на каждом стволе ружья, на каждой металлической бляхе зажгло тысячи маленьких ослепительных солнц, и они отовсюду, с боков и снизу забирались в глаза, огненно-белые, острые, как концы добела раскаленных штыков. («Красный смех»).
Так же строится и один из контрастов, характерных для экспрессивного письма Андреева: «огромное солнце» - «маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зернышко мака...» («Красный смех»). Но и «маленькое» рассматривается с близкого расстояния.
Итак, поскольку психологический анализ андреевского героя осуществлялся изнутри, через эволюцию состояний; сумму непосредственных эмоциональных оценок, автор выработал уникальный для своего времени вид остранения - создаваемое всеми средствами поэтического языка субъективное ощущение лирического героя-повествователя, находящегося на пределе своих психических возможностей. Широчайшее использование специфически отобранных и скомпонованных языковых средств: сравнений, противопоставлений, контрастов, метафор, ритмики, эвфонической оркестровки художественной речи - открыло большие возможности воздействия на читателя через его эмоциональное состояние.
Ключевые слова: Леонид Андреев, писатели Серебряного века, экспрессионизм, критика на творчество Леонида Андреева, критика на произведения Леонида Андреева, анализ произведений Леонида Андреева, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века